Перед съёмками случилась история, которая могла бы войти в учебники под названием «Как заставить креативщика усомниться в реальности». Поскольку завод уже работал с оператором Андреем раньше, все платежи шли через него: ему переводили деньги на ИП, а он, как щедрый джинн, раздавал их участникам. В самом начале, когда проект казался скромным, а бюджет звучал как «денег нет, но вы снимайте», я запросил сумму, сравнимую со стоимостью обеда в столовой. Тот случай, когда покупаешь Cinzano и говоришь всем что это Martimi.

Каково же было моё удивление, когда я увиделв смете гонорар Андрея. Мои глаза округлились так, что могли бы заменить дырки в сыре. Парень запросил за свою работу в 20 раз больше, чем я. Он выполнял свою работу второго плана по московским ценам, хотя находился далеко не в Москве. Видимо, в его понимании «небольшой бюджет» завода — это когда на счету не хватает только на яхту, а не на самсу.

Самое забавное — эту смету одобрили. Видимо, директора подумали: «Раз дорого — значит, профессионал!». А я сидел и чесал затылок: «Может, мне тоже начать называть себя "гуру визуальных решений из условной Швейцагории"?». В итоге мне выплатили ровно такую же сумму, как и ему, но осадочек остался.

Вывод: если вам говорят «денег нет» — не верьте. Они есть. Просто их тратят на операторов, которые живут в параллельной реальности, где Казахстан — это новый Голливуд, а ИП — аббревиатура от «Идеально Поднять».

Андрей, если ты это читаешь — давай как-нибудь снимем твой мастер-класс «Как брать московские деньги, не вставая с дивана». Я обещаю не просить скидку.

Монтировал я эту красоту неделю. Не потому, что ковырялся как новичок, а потому что перфекционизм — моя вторая фамилия (первая, кстати, тоже непростая). И ещё потому, что впервые решил устроить нейросетям полноценный боевой крещение в коммерческом проекте. Не то чтобы я с ними раньше не работал — я их, можно сказать, дрессировал. Но тут случай особый: нужно было превратить членов совета директоров в ковбоев так, чтобы даже их собственные жены не узнали, но догадывались.

Проблема была не в моих навыках, а в материале. Фотографии, присланные с завода, напоминали кадры из подпольного репортажа о жизни мотыльков в темноте: размытые силуэты, лица, снятые с расстояния «я вас в глаза не видел», качество — как у телефона времён дисковых циферблатов. Если бы я вставил их как есть, фильм превратился бы в пособие «Визуальные решения которые погубили молодых талантов». Но я же не для этого два года учил нейросети вытворять фокусы на уровне уличной магии Блэйна.

Достал из арсенала свои любимые инструменты: парочку нейросетей, которые к тому моменту уже считали меня «папой». Загрузил в них фото директоров — будто скармливаю голодным псам кости. Получил образы ковбоев, от которых сам Клинт Иствуд бы прослезился: шляпы как у шерифов, плащи как у рейнджеров, усы — хоть с хвостом на документы. Лица директоров я вживил в эти портреты с точностью нейрохирурга. Потом добавил анимацию — и вуаля! Совет директоров стал похож на банду лихих стрелков, готовых захватить Дикий Запад… или хотя бы квартальный отчёт.

Саунд-дизайн — отдельная песня. Я же не просто так два года собирал библиотеку звуков, которые можно выдать за что угодно. Звон шпор? Это ключи Дяди Жаната от склада. Топот копыт? Стук каблуков сис-админа, который нёсся за чаем. А завывание ветра в прериях — это я сам дул в пустую бутылку из-под кумыса. Когда всё сложилось, оператор Андрей аж присвистнул: «Ты где такому научился?». А я скромно: «300 часов курсов. По 2 подхода 2 раза в день и спина болеть не будет.»

Фишка с ковбоями всех уделала. Директора, увидев себя в шляпах и с револьверами, решили, что это «высший пилотаж креатива», а не попытка спасти их от позора. Никто не спросил, почему у финансового директора вдруг появилась татуировка с черепом — видимо, подумали, что это «метафора».

Вывод: нейросети — это как кухонный комбайн. Можно резать салат, а можно — если вы достаточно безумны — готовить шедевры молекулярной кухни. Главное — не бояться засучить рукава и сказать: «ИИ, ты работаешь на меня. А теперь сделай из этого селфи ковбойский эпос».

Фильм показали на заводском «Оскаре». Директора рыдали, сотрудники орали «Браво!», а дядя Дима сказал: «Шикарно! Но если попросишь больше денег — мы тебя не знаем». Хотя позже перевели бонус от совета лично — лучшая похвала после «Нормально» от Байуакова.

После всей этой ковбойской вакханалии ко мне, лично (не каналу, а мне) начали стучаться заказы на проекты. Посыпались, как конфетти после новогоднего корпоратива: «Снимите нам что-то такое же крутое!», «А можно про наш отдел бухгалтерии в стиле «Звёздных войн»?». Директора рекомендовали меня как «того самого парня», а младшие сотрудники — как «чувака, который заставил дядю Васю играть ковбоя». Но я ни за один не взялся. Почему? Потому что после проекта с заводом я понял: быть «сценарийным донором» — это как раздавать автографы в очереди за хлебом. Интересно, но хлеб остынет, или того хуже: разберут.

Итоги:

 Этот проект стал для меня как прыжок в детство. Помните, когда вы снимали видосики на телефон, а потом кричали: «Я — Содерберг!»? Вот это оно. DIY-контент на контрасте с профессиональными съёмками — это как перейти из Голливуда обратно в гараж, но с полным осознанием, что в гараже веселее. Хотя бы потому, что там можно орать «Мотор!» в пижаме.

Но второй раз на такую тусовку я бы не пошёл. Даже если предложат мартини в тетрапаке и нейросеть, которая генерирует оправдания для директоров. Потому что есть вещи, которые нужно делать только один раз: прыгать с парашютом, пробовать суп из медуз и снимать вестерн на заводе. Остальное — мазохизм.

P.S. Если вдруг ваш начальник тоже хочет стать ковбоем — зовите. Но предупреждаю: мой гонорар теперь «по московским ценам».