Генеральный, не теряя темпа, завёл меня в святая святых — студию новостей. Там стояли камеры времён молодости Тимура Бекмамбетова и Грустный Витя, который путал баланс белого с рецептом борща.

— Дайте мне час и покажите склад! — заявил я, как Леонардо да Винчи перед свиданием с «Моной Лизой».

Склад оказался сокровищницей: поломанные софтбоксы, провода, спутанные в узлы, и парочка ламп, похожих на реликвии со съёмок «Сталкера». В составе команды по реанимации этой зомби-телестудии:

Денис – грустный оператор, который путал ISO с SOS;

Андрей – пугливый сис-админ, который живет с мамой и отвечает на вопросы фразой «Интернет говорит нет»

Дядя Жанат – правая рука гендира, функция которого заключалась во внезапном открывании двери с рандомной фразой уровня «Че весь день тут торчите, идите чай пить»

Я – больной на голову мастер на все конечности. 

За час мы собрали два софтбокса из прожекторов, фольги и технологий древних народов со склада, 2 фоновых светильника с лепестками, которые весили по 3 кг каждый и были похожи больше на кусок обшивки советского танка. Отрыли один контровой свет, пару отражателей, настроили камеру (оказалось, она умеет в 1080p!), а зелёный экран перестал слепить глаза. Дикторша, увидев результат, заплакала. Но не от счастья — просто впервые за год смогла разглядеть суфлёр.

Пока мы возились со светом, Денис рассказал историю канала. Оказывается, раньше тут было нормальное оборудование и толковые ребята. Но когда генеральный ушёл на больничный, временные руководители (его дети) устроили «распродажу века»: продали технику, уволили специалистов, а вместо новостей запустили повторы сериалов про любовь в степи. Вернувшись, генеральный застал руины. Теперь он руководил между дневными снами (врач велел беречь сердце), а команда переживала постоянную текучку «специалистов».

Час спустя писали выпуск новостей. Байуаков, окинув взглядом результаты часовой работы, жестом позвал меня к себе в кабинет.

Переговоры проходили достаточно оживленно. Обменялись знакомыми фамилиями. Я выкатил своё короткое резюме, хотя он даже не взглянул, просто все время кивал головой, а может и падал в сон, трудно сказать наверняка.

Байуаков дал карт-бланш: «Сделай из этого хаоса телевидение». Условия:

• Закупить всё необходимое;

• Научить людей не путать камеру с утюгом;

• Построить новую студию в том помещении, где сейчас хранят пыль и ностальгию.

• Сделать так чтобы всё работало автономно и не зависело от наличия меня внутри здания канала.

«Список составь всего что сделаешь, расценки сам напиши за каждый пункт, а дальше там сойдёмся» - по его тону было понятно, что это история не про деньги, но мне уже было не важно. Я быстро вошёл в кураж, чувствовал будто мне только что подарили самый веселый набор лего из всех существующих. Дали по рукам, и я полетел творить а гендир на боковую.

Стройка студии продолжалась примерно месяц. Команда та же: грустный оператор, сис-админ и пара рабочих, которые считали, что «звукоизоляция» — это вопрос количества изоленты.

За месяц мы:

• Построили каркас для зеленого экрана,  в круговую, как в ILM. 

• Раскидали и закрепили звукоизоляцию, 80% которой составлял пенопласт из коробок с техникой;

• Протянули и спрятали кабели, чтобы только сис-админ знал в какой части стены надо делать дырку, а значит, стал кем-то вроде хранителя кольца. (без братства, зато с мамой)

• И еще кучу скучной технической и строительной фигни. (включается сцена быстрой перемоткой из фильмов Гайдая)

Все операторы-корреспонденты проходили ускоренный курс молодого бойца. Пришлось заново знакомить их с камерами, и делать так, чтобы эти отношения больше напоминали равноправный брак, а не стокгольмский синдром.

Очень скоро канал стал unrecognizable:

• Сотрудники научились отличать «экспозицию» и «экспилиармус».

• Новая студия сверкала, как Tesla в ауле;

• Генеральный спал уже только дважды в день (прогресс!).

Через 5 месяцев канал полностью преобразился. Я стал «начальником-техником», к которому бегали даже за советом, как снять ролик про сантехнику. Зарплату платили хаотично: то сумму, как за спасение мира, то как за доставку пиццы. Не спрашивал — берег нервы. Иногда суммы были такими крупными, что я боялся: Байуаковы младшие стоят у меня за спиной. Но не оборачивался.

Новая студия стала моим «кабинетом». Её боялись использовать, как бабушка боится новой микроволновки: «А вдруг сломается?». Так что я там просто валялся на диване, думая о жизни. Иногда делал проекты для казахских маркетплейсов и агентств, а потом и вовсе превратил в свой личный штаб, когда внезапно на меня свалилась работа с Китайским народным digital-маркетингом. Но про Chinatown wars - в другой раз, а пока плавно закругляем первую часть истории. Во второй части вы узнаете: как я превратил студию в площадку для съемки вестерна с элементами покера и почему грязный мартини в тетрапаке – это стиль.